Без права на покой [Рассказы о милиции] - Эдуард Кондратов

Внезапно снова вспыхнул над тахтой филин. Хозяин, разведя руками, — мол, ничего не поделаешь, — щелкнул переключателем, и из динамика сразу послышался молодой голос:

—    Георгий Георгиевич, я вернулся. Что у тебя тут набирать сегодня?

Хозяин словно уксусу хватил. Досадливо сморщив­шись, он сказал в микрофон:

—   Рад тебя слышать, Костенька. Но что ж ты не позвонил-то?

—   Откуда это я позвоню? Ты что, не знаешь?

—    Ну вот, видишь, — поспешно перебил хозяин. — Атак... извини, милый, не могу я тебя принять. Не сердись.

—    Георгий Георгиевич! — взмолился голос. — Да лад­но тебе! Замерз как собака. И выпить хочу.

—    Ну что ты — дитя малое? — заговорщически подми­гивая присутствующим, проговорил хозяин. — Бывают обстоятельства... Ну, не один я, понимаешь? Все тебе надо объяснять?

—   Да понял я! — не унимался голос. — Развлекайся на здоровье! Ты мне цифирь свою скажи. Я тихонько на кухню пройду, пожру хоть.

—    Нельзя, милый, нельзя! Ясно сказано. Позвони попозже — видно будет. Привет!

Он щелкнул переключателем и, улыбнувшись, пояснил:

—    Сосед мой. Парень неплохой, но нахал редкий. Вернется из рейса — он шофер — и сразу ко мне. Коньячку пропустить. Заодно старыми анекдотами угоща­ет. Что-то он мне сегодня противопоказан. В общем, инцидент испорчен. Почитайте еще, Оленька.

Та медленно покачала головой.

—    Нет. Больше не хочу. Да и поздно уже. Мне пора, Георгий Георгиевич.

—   Да и нам тоже, — поднялся Геннадий.

Хозяин с досадой хлопнул ладонью по тахте:

—   Ну, Костя, ну, погоди! Явился!

Потягивая коньяк и развалившись в кресле, Гнедых насмешливо процитировал:

—   Испортил песню, дурак!

Нет, не клеился разговор, когда компания возвращалась от Георгия Георгиевича. Ни первый по-настоящему весенний вечер — с мягким теплом, бодрящим ветром и светло-сизой дымкой, укутавшей Волгу, ни изрядный запас свободного времени, ни выпитый совсем недавно «фирменный» кофе — ничто не действовало. Компания уныло продвигалась по тротуару вдоль трамвайных путей, направляясь по инерции к Олиному дому. Девушка ушла в себя, о чем-то напряженно размышляя, не проявляли обычной веселости и ребята.

Уже на подходе к Олиному дому Геннадий вдруг спросил:

—   Оля, а где у него семья?

Девушка изумленно посмотрела на него, словно он подслушал ее тайные мысли. Ответила с неохотой:

—    Не знаю. Кажется, в Тбилиси. Они давно уже не живут.

—   А где он работает? — не унимался Геннадий.

—   И этого не знаю, — уже равнодушно ответила Оля. — На каком-то производстве.

Геннадий нахмурился, и девушка тотчас это заметила.

—   Что с вами, Гена? Вам что-нибудь не нравится?

—   Да, — решительно сказал Геннадий, — не нра­вится.

Девушка даже остановилась, с любопытством уста­вившись на него.

—   Что же именно?

—   Вы говорите неправду, — отводя глаза, тихо сказал Геннадий. — Вы же звонили ему на работу...

Оля всплеснула руками:

—    Господи! С этими начинающими детективами с ума сойти! Что ж, буду с вами разговаривать языком фактов, так у вас полагается? — Она покопалась в сумочке, достала записную книжку. — Ну-ка, посмотрим... так... Орбелиани Г. Г. Вот его домашний телефон, вот слу­жебный. Я просто звоню и прошу Георгия Георгиевича, не интересуясь его титулами. Вам ясно?

Геннадий, улыбнувшись, кивнул. Саша тотчас же поддел приятеля:

—   Да-а... Похоже, Геннадий болен подозрительностью в тяжелой форме. Это надолго.

—   Излечимо? — заботливо спросила Оля.

—   Только оперативным путем. Например, голову за такие штучки оторвать, — высказался Саша.

—   Впрочем, раз уж Гену так интересует личность

Георгия Георгиевича, могу добавить: по моим непрове­ренным данным, он или директор или какой-нибудь другой начальник... Во всяком случае, у него есть секретарша. С весьма милым голоском... — Последнюю фразу девушка выговорила почти враждебно. — Есть еще вопросы, граж­данин начальник?

Геннадий поднял руки.

—   Сдаюсь, — голосом раскаявшегося грешника взмо­лился он. — Информация исчерпывающая.

—   Стало быть, я могу быть свободной? — с издевкой спросила Оля.

Саша галантно поклонился:

—   Увы, можете!

Девушка подала ребятам руку и пошла к дому. Отойдя на несколько шагов, обернулась:

—   Понадобятся дополнительные сведения — заходи­те, — крикнула она. — Могу дать подписку о невыезде.

—   Ну, до этого дело еще не дошло, — с наигранной бодростью сказал Геннадий.

Оля махнула рукой и скрылась в подъезде. Геннадий, поглядев ей вслед, сказал с досадой:

—   И дернуло же меня... Тоже мне... Обличитель нашелся...

Саша как-то странно поглядел на товарища, при­щелкнул языком:

—  Да, старик, не- там бдительность проявляешь. Ты мне лучше другое скажи: как тебе понравился голосок соседа?

Геннадий удивленно посмотрел на него, и Саша пояснил:

—   Ну, который ломился к Георгию Георгиевичу?

—  А почему он мне должен нравиться? Довольно нахальный голос, вот и все.

—   Нет, не все, — со значением возразил Саша. — И что нахальный — это не важно. Важно, что знакомый, вот что...

—   Знакомый?

—  Ага! — Саша встал вдруг в «блатную» позу и довольно удачно скопировал: «Ты, фраер тухлый! Стоишь? А сейчас лежать будешь!»

—   Не может быть! — вырвалось у Геннадия.

—   Вот тебе и «не может быть»! — покровительственно сказал Саша. — А то пристал к девушке, с кем он живет да где работает. Это-то выяснить — раз плюнуть. А вот зачем тот милый мальчик пожаловал к этому аристократу и что у них может быть общего — вот бы что я хотел узнать. Ух как хотел, прямо спасу нет! — И, полюбовавшись расте­рянным видом товарища, заключил: — Ну, хватит изобра­жать монумент. Все равно в театр не возьмут.

Версия или химера?

Надо признать, действия преступной группы были порой достаточно расчетливыми.

Из обвинительного заключения

Они рассказывали горячо, волнуясь и пере­бивая друг друга.

—  Понимаете, Иван Николаевич, как-то это не вяжется: рафинированный интеллигент, театрал, гурман, как сам он говорит — бывший князь, а ныне трудящийся Востока, — и этот парень, Костя Строкатов. Ну, у которо­го я тогда финку выбил...

Подполковник слушал ребят и предполагал, что дальше последуют не только факты, а глубокомысленные выводы из того, что ребятам кажется фактом. И тут же сами собой в сознании выплыли возражения «правоте» скептиков. Почему обязательно учить на простеньких и ясненьких делах? Каким образом и когда, в таком случае, они научатся главному — думать?

И потом — у ребят, в конце концов, свое особое задание. Пусть присматриваются, фантазируют, а вдруг в самом деле докопаются до чего-то интересного? Им все- таки виднее, чем ему, поскольку они ближе к противнику.

А начинающие Мегрэ продолжали.

—   И этот подонок — я о Косте Строкатове — с ним на «ты», как с равным. Это раз! — Саша многозначительно загнул палец. — Нам он его не хотел показывать! — это два. Даже растерялся немного, точно. Прогнал его от дверей за милую душу. Что-то про женщину намекнул, мол, не один он. Это при Ольге-то! Ее всю так и передерну­ло, я заметил. Значит, он знал про драку у магазина, не иначе. А откуда?

Он с торжеством уставился на подполковника. И Хлебников стал с большей заинтересованностью вслушиваться в эту историю. Глаз-то у ребят, выходит, острый и сметка есть. По сути дела, они сейчас коготки точат — что ж, и это благо.

—    Ну-ну, — поощрительно произнес он. — Давайте дальше.

—   Звонок, Саша! — нетерпеливо подсказал Геннадий.

—    Да-да! — радостно отозвался Саша. — Между про­чим, турнуть-то он его турнул, а все же велел позвонить. Попозже. Стало быть, нуждался в нем. И вообще, этот Костя явно по его делам куда-то ездил. Он так и доложил: Георгий Георгиевич, я вернулся. Тот ему: почему, мол, не позвонил. Так Костя даже обиделся: откуда это я позвоню, ты же, мол, знаешь. Нам он его как соседа представил, а на самом деле ничего подобного. Совсем наоборот: Костя в микрорайоне живет...